Hochschule für Grafik und Buchkunst — Rundgang

Пост квасного лейпцигского патриотизма я обещал написать уже некоторое время, но патриотизм нуждался в дополнительной закваске, и я тянул. В начале нового семестра писать про школу проще, а годовая выставка по-прежнему остается хорошим поводом — и средством. Важное: на анализ я в данном случае не замахиваюсь, с таким объемом и обзор-то осилит не всякий идущий.

Энциклопедическая справка: 

HGB — Hochschule für Grafik und Buchkunst Leipzig — одна из самых старых немецкий академий художеств. Название менялось сто раз, нынешнее — наследие ГДР — на английский переводится как Academy of Visual Arts, на русский, предположим, Школа визуальных искусств. Каждый год в середине февраля в академии проходит отчетная выставка, Рундганг, которая продолжается четыре дня. За это время на четырех этажах академии успевает потусоваться больше десяти тысяч человек, от мэра непосредственно города до разных вообще ни разу ненемцев, понаехавших по случаю из других локаций. Некоторые спускаются даже в подвал. 

Для местных жителей поход на Рундганг — практически обязательный социальный акт, в худшем случае там можно выпить пива и обругать хипстоту, в лучшем — неплохо потусоваться. В этом году Академии 250 лет, и народа было, по разным оценкам, не то гораздо больше, не то гораздо меньше, чем обычно.

Внутренний двор, с которого чаще всего начинается обход, за полчаса до открытия выглядит примерно так: 

С пяти до шести вечера очень тихо, последний монтаж закончен, студенты разбежались передохнуть, посетители еще не пришли. С шести постепенно раскручивается водоворот — с духовой музыкой и речами, правда, я их провел за кофе. Кофе остается базовым немецким напитком и после шести, но отыскать его уже непросто, зато почти каждый класс открывает свой бар с тематическими подборками алкоголя.

На открытии курят. То есть на самом деле в академии курят всегда, в коридорах перед классами днем, в самих классах по вечерам, особенно во время монтажа, сначала один, потом другой, потом все, передавая друг другу импровизированную пепельницу. 
На открытии курят всё. Время от времени срабатывают пожарные сигнализации. Охранники, проталкиваясь парами через толпу, оценивающе наблюдают гуляющие по кругу папиросы и уходят в даль, покачивая головами. 

С едой в этом году все грустно: до нее добрались санитарные нормы. Была мысль написать "Приобретая и съедая произведение искусства, вы действуете на свой страх и риск", но от нее как-то отказались, и даже класс д'Урбано, каждый год готовивший поленту, в этот раз пропускает. Мы делим бар с соседним классом новых медиа: решено торговать гдровское шампанское "Красная шапочка". 

Наутро, во всей своей потрепанной красе (за итоговыми подсчетами):

Барную стойку крутили параллельно с монтажом, до кучи в коридор вытащена вся мебель из классов (в большинстве случаев диваны), на которых слоями усаживаются студенты и сочувствующие. Недиваны распиханы по укромным местам:

Дети, много, всем пофиг (собак тоже много, но их я не снимал): 

Помимо баров, мебели и ровного слоя студентов, в вечер открытия коридоры содержат и некоторое количество работ.

Непосредственно напротив входа выставляются дипломники и майстершулеры (своего рода кандидатская, но для художничков). В этом году у них сплошная хрупкость и тщательность. Например, это — бумажки, на которых пробивают штрафы немцеполицейские. Снизу они (были) приклеены к полу:

Ватные палочки:

Моя любимая работа из дипломных — на основе архива рыбака (и лесовоза) из Северных Америк, который каждый день ездил ловить рыбу, и каждый день фотографировал себя с каждой пойманной рыбой в руках, чтобы отпустить ее потом обратно в воду:

В архиве не то 30, не то 50 тысяч селфи с рыбами, снятых с середины 80х до настоящего времени — и за то же время одна или две фотографии девушки главного героя, и еще одна — его грузовика. Автор, Бенедикт, убрал рыб и вырезал лица.

Основные выставки привязаны галерее, крытому двору и собственно классам. В Рундганге участвует, а значит открывает двери и представляет экспозицию, практически каждый класс, но на оставшиеся стены можно подать заявку и властвовать безраздельно. В этом году безраздельнее всего властвовали Копчинский и Ланг, начиная с самого входа:

Называется эта работа Einsatzkommando Burn out syndrom. Прямо напротив входа в Академию, охраняемого перегоревшими вояками, – американское консульство, охраняемое полицией, которое и которую работа и отзеркаливает.

Вот еще немного Копчинского (освещение частью работы не является, просто в Лейпциге хорошая погода по утрам): 

И коридоров: 

Тут я так и не решился встать ровно перед работой (круг вращается, и довольно быстро):

Селфи в этом году наше всё. Работа Романа Шульце "Роман Шульце до 2014 года" — коллекция собственных портретов. Мне кажутся тут социальные сети, но я не знаю Романа Шульце и проверить не могу. Автор формально из класса живописи, кстати:

Следующее место какое-то очень прекрасное, по крайней мере, в нем каждый год очень прекрасные работы. В прошлом году был бабушкин чулан с банками варенья. В этом кладовку набили слоями газона:

Тут в коридор выплеснулись студенты системного дизайна — на плакате слева предлагается, если у вас есть хорошая идея, написать ее на бумажке и присовокупить. Накопившиеся включают в себя секс с Питом Доэрти, электрическую чистилку ушей, что-то по-корейски, кнопку центрирования в Adobe и Nick Cave tribute band:

Временами академия расширяет горизонты. Я, например, лох, glory hole мне пришлось гуглить.

Мимимишкиии (или котики?)

"Киношный" блок — работа про "Заметки в поисках африканского Ореста":

Двухканальное видео, в котором из фотографий/кадров видео собирается несуществующий пейзаж. По экрану ползают маски, облака, накладываются фильтры. Смотреть можно бесконечно (соседство с кабинетом видеомонтажа добавляет):

К живописцам особое внимание, Новая Лейпцигская Школа, все дела. Первому курсу в результате выставляться не разрешили, а помещение их отдали старшим курсам. Адское свинство, говорят все, тем более что это касается только живописи, весь остальной первый курс обвыставлялся. Но — "академия не хочет". Единственная студентка первого года живописи, которая сумела что-то выставить, тоже в коридоре:

Живописи как таковой, впрочем, вагон. Второй курс демонстрирует полезные навыки, приобретенные за полтора года учебы:

После второго курса все разбегаются по профессорам и выставляются тоже по ним. У Астрид Кляйн, например, кроме живописи еще фотография, скульптура, (само)ирония, ковровая развеска и рога: 

Если не считать Кляйн, живопись сконцентрирована на третьем этаже, под крышей. Чердачные окна с каждой стороны выходят на что-нибудь развеселое, например, на суд:

Развеселость отчасти передается живописцам, хотя пашут они больше остальных (по крайней мере на первых курсах) и по лестницам карабкаются чаще:

Любят их тем не менее не только за это, но и за наследие Восточного блока, которому забыли рассказать, что живопись умерла, а также до недавних пор за Нео Рауха, который раньше в академии преподавал. Перераспределение рауховского кресла, по слухам, происходило чуть ли не с наймом частных детективов, и теперь факультет постепенно кренится в концептуальную сторону, поскрипывая на повороте.

Ниже вперемешку классы Меллера, Оттерсбаха, Шрётер и, возможно, еще кого-нибудь. Среди множества картинок можно попытаться угадать последнего рауховского выпускника:

Бабуля в разных видах мелькает каждый год, в этом году – в виде фундаментального доверия. На дворе безмятежный, как потом выяснилось, февраль:

Археологи о следующей работе слету сообщили, что воспроизведено какое-то конкретное невероятно важное погребение. Мне же предсказуемо нравятся булки:

Моя любимая живопись – не живопись (и с фотографией, главное, та же фигня):

Так вот, о фотографии. Первые два курса ведут вместе два же профессора, Кислинг и Хаттенкерл. "Взрослых" профессоров четыре, Шпекер, Бром, Бара, Пиллер — на выбор с третьего курса. Это какое-то совершенно рекордное по европейским меркам разнообразие, хочешь спать ложись, хочешь песни пой, вот все и стараются:

К Рундгангу у фотографов относительно принято делать "спецпроект", а не "лучшие работы года". У некоторых классов это выглядит как тема (студенты Брома, например, в прошлом году исследовали Вильгельм-Лёйшнер-Плац перед перепланировкой, последний искренний пустырь в центре города, с одной стороны увенчанный надписью "Тракторэкспорт", а с другой упирающийся в ратушу; за период запустения пустырь зарос эндемиками, заселился лисами и ежами и вообще превратился в экологическую зону со странными свойствами и под угрозой уничтожения):



У первого курса в этом году задание было формальное, всё ч/б, всё А4, копишоп, плоттер, обойный клей.

Развесонька, утро: 

Развесонька, ночь:

Открытие:

На планирование развески ушел месяц, поэтому мне трудно не показать ее подробнее, по стенам:

Главный объект в экспозиции — это, конечно, пустые бутылки пива, но подробнее будет не про них, а про работы. Трупы деревьев, построждественский монтаж:

Верхняя левая работа с первой фотографии породила дискуссию с профессором о технологиях сворачивания косяков:

Три кадра 6х6, отсканированный контактный отпечаток:

Разворот из несуществующей книжки про путешествия на луну, запуск советских спутников и Валентину Терешкову (слева вверху космонавт Георгий Добровольский в кабине космического корабля, слева внизу снимок урагана, ракетоноситель Союз перед стартом; справа вверху Валентина Николаева-Терешкова, первая женщина-космонавт в мире, перед стартом, справа внизу тренировочный полет):

(юго)Западная стена:

Развеска свастикой:

Моя любимая работа – об имперских амбициях (и немножко архив): фотография коробки от модели тяжелого крейсера "Принц Ойген". На самом Принце плавал дед автора в те самые годы, пришедшиеся по совместительству на его, деда, юность, а капитан принца, коробки, модели, корабля написал, наоборот, попозже книжку с романтическим описанием плаваний, пафосным и корявым капитанским немецким. Страница книжки как часть работы идет в комплекте, а из коробки Филип выфотошопил корабль:

Прямая линия из трех поколений пропавших предков автора и сохранившихся фотографических дефектов, собранных из разных семейных архивов – ретушь, зерно и пиксели, 30е, 60е, 80е.

Он Гьйон из Кореи, и у нее много работ про возраст. Она, например, подходит в городе к пожилым немцам и предлагает им выбрать одну из ее мягких игрушек и сфотографироваться. Тут она стояла на одном и том же месте снимала проходящих детей и стариков:

Хорошо, наверное, что про второй курс таких подробностей я не знаю (а работу, про которую знаю, снять забыл). Выставка в целом у них посвящена теме сотрудничества, и задача была поставлена сделать работу в кооперации с кем-то еще. Вообще групповой проект, кооперация и все виды групповой работы — это нынче такие тренды в зените славы, вместе с архивом.

Класс Шпекер почти всегда куда-нибудь ездит и показывает на Рундганге результаты выездов:

Зато развеска:

Елочная тема продолжает тревожить:

Барин класс часто работает "всерьез": год назад на выставке был проект про исправительные детские дома в ГДР, в этот раз — про лагерь для военнопленных "Маркт Понгау". Поверх фотографий висят распечатанные на прозрачной пленке тексты интервью с бывшими заключенными (в частности, из них ясно, что портной, у которого работал франкоговорящий военнопленный, — дед интервьюера).

"Личное — это политическое" — один из основных принципов работы и самой Бары, и студентов ее класса. На последнем фестивале документального кино в Лейпциге был показан документальный фильм Бары "Бьянка бежит" о женщине с рассеянным склерозом, а майстершулеры защищаются у нее, например, с проектом про истерию как конструкт. На выставке ее класса начинаешь еще сильнее жалеть, что экспликации на Рундганге редкость.

Развеска:

Полароидные снимки подписаны Виндскейл, Кыштым, Северск, Три-Майл-Айлэнд, Айдахо-Фоллс, Чок-Ривер, Люцерна, Токаймура, Фукусима, Чернобыль — каждый с индексом по шкале INES. Вряд ли фотографии подвергали радиации, во всяком случае, степень поврежденности у всех близкая:

Пиллеровский класс называется "Фотография как современное искусство" и держит условную пальму концептуалистского первенства. В этот раз все довольно сдержанно, во всяком случае, по сравнению с одним из прошлых Руднгангов, когда они переоборудовали класс в спортзал:

Здесь же еще немного Копчинского, "Креатура":

Мафия засыпает Фотография заканчивается, начинается искусство книги. Первый курс преимущественно гексагонален:

Класс типографики — невероятный крышеснос. В прошлом году у них был Dying Dutchman, проект про Сухой закон в Штатах, для которого они разворачивали  в пространстве выставки полицейский протокол речи умирающего Голландца Шульца вместе с фотографиями, плакатами, и, в общем, проще показать:

Ко всему этому прилагался бар We want beer, который утешал даже возмущенных современным искусством случайных туристов.

В этом году в качестве утешения — шоты, и сам проект не уступает. "Natürlich kann geschossen werden" (в названии выставки игра смыслов "Конечно, можно стрелять" и "Конечно, [где-то там] будут стрелять") — заход на тему огнестрельного оружия, состоящий из экпозиции картонных моделей ружей немецкого производителя, из которых убивают по всему миру, фотографий "стрелков" в характерных позах, инструкции "Как правильно обращаться с MP5" и придуманных студентами логотипов:

Одна из студенток класса скоро должна вернуться на историческую родину в ситуации войны, и проект таким образом теряет всякую гипотетичность. Нет, в Сирию, а не куда вы подумали. 

Класс иллюстрации показывает документальные книжки: можно взять в руки и повертеть, а можно пройти вдоль цепочки наклеенных на стены разворотов.

Книжка про беженца Аймана, впрочем, мне больше нравится на стенке:

Другие проекты иллюстраторов (включая дружбу художника с приматами и енотов):

Еще немного нарратива, бытовые зарисовки из жизни диковатого ребенка в сером, — почти Game of Thrones, во всяком случае мяса не меньше.

Следующая работа не только радует сердце, но и называется "Обычное утро":

Помимо "художнических" факультетов в Академии есть и кураторский, со своей довольно отдельной жизнью и программой. В отличие от основного обучения он двухгодичный и плавает в категориях где-то между "дополнительным образованием" и "майстерами". На Рундганге у одной из выпускниц — спецпроект про Эмануэля Гольдберга, основателя Zeiss Ikon, изобретателя 35 мм Контакса, дважды эмигранта (и нет, в этот раз не из Сирии), некогда возглавлявшего в Академии факультет фотографии. Цитата из профессора "Я понимаю ваше беспокойство, но помочь вам ничем не могу" не теряет своей актуальности в преподавании искусства, а я благодаря этому проекту узнал, как по-немецки "нерд":

Последний неохваченный факультет — медиа. Я смотрел их работы в основном на второй день, с уже сформировавшимся было ощущением от Рундганга в целом, но проход по "медийному" крылу ощущение это совершенно переформировал.


Еще до входа в пространство первого курса можно усесться на диван перед баром и смотреть закольцованное видео на архиважную для немецкой культуры тему порядочка. Студенты отдраивают класс перед выставкой, зритель пьет розовое шампанское "Красная шапочка", жизнь идет своим чередом. В самом классе:

В этом году медийщики бунтуют. Класс д'Урбано вынес в тему сокращения бюджета на образование (против них активно протестуют как студенты университета, которым грозит расставание с театроведением, и академии, так и профессора, Астрид Кляйн, например, непосредственно на открытии Рундганга).
Zielvereinbarung, соглашение о целевом планировании, подписанное академией, означает для нее, как и для любого артскула и вообще многих вузов одни неприятности: например, художники имеют свойство учиться непредсказуемое количество лет, а бюджет в соответствии с целевым соглашением четко распланирован именно что по годам. Хватит ли денег на моделей, сможет ли школа помочь с реализацией того или иного проекта — все это благодаря Zielvereinbarung большой вопрос, на который класс д'Урбано и намекает:

Школам, подписавшим соглашение и вынужденным отказываться от преподавательских мест, кафедр и целых факультетов, предлагается "организовывать" себе спонсоров, но финансирование третьими сторонами (т.е. частным капиталом) грозит большой опасностью для свободы знаний и искусства. Выставлявшийся в 2012 на Рундганге проект-антиутопия "экономически успешной" школы в 2020 году VISION2020 успел к 2014 превратиться в непосредственную реальность.
Редкая (и тем более ценная) экспликация/манифест на красных листах сообщает, что в фокусе выставочного проекта — финансовые структуры системы образования, описывает опасности применения утилитарных критериев в образовании и экономизации знания в целом. В качестве наглядной демонстрации студенты класса интермедиа предприняли свою первую попытку привлечь капитал со стороны и предоставили свое помещение спонсорам, чтобы те могли продемонстрировать логотипы и продукцию креативной публике:


У входа в класс огромный разбитый блок карамели говорит о том же, о чем и текст:


Собственно работы студентов тоже в коридоре:


Классы медиа радуют не только артикулированной позицией, но и носоединорогом, робокопом и нежным отношением к металлам:

У класса Марка/Шеллбаха бунт тоже вынесен в название выставки —  "Science is telling us to revolt", но пафос бунта у каждой работы свой:


Разные работы с текстом (одного и) того же класса:


Ночь и утро после открытия проходит в делирии, но уже к обеду Академия снова наполняется людьми.
Чтобы внимательно посмотреть Рундрганг стоит приходить туда каждый день (из доступных четырех) и разговаривать-разговаривать. Большинство студентов и профессоров, впрочем, рассказать о проектах только рады.